Татьяна Суслова· девачковое.

*выходит к публике в рубище (рубище имеет вид синего халата с китайскими журавлями), в руках пепельница, голова опущена*

И не надо так смотреть. Каяться пришла.

Нет мне спасения. И прощения нет. Поработил меня окаянный Внутренний хомяк. Опутал льстивыми речами, называл хорошей хозяйкой. Угрожал. Обещал глад и мраз, и другие страшные и непонятные слова говорил. Ночами приходил, зубами над ухом клацал, пыхтел и топотал. Изображал Неда Старка в мехах и пухах, мечом размахивал, орал, что зима близко. Не выдержала я. Каюсь.
Нарушила я все обещания, чтоб ни баночки варенья, ни кусочка пастилы. Шестая баночка в кипятке стерилизуется. Только за сегодня. Количество сушеных яблок за килограмм перевалило (чтоб вы знали, со всех пяти панелей сушилки за раз всего граммов стопийсят готового продукта набирается). Малиновое варенье сварено. Морозилка неопознанной фигней забита, на фигне наклейка на хомячьем матерном – «Не ори, это на компот». Два пакета мороженых лисичек тоже, видать, на компот. Нектарины в сиропе заставил сварить. В кофе чего-то подмешал и заставил, так бы не согласилась.

А кто ж виноват, что яблони в этом году плодоносят (чуть не написала – несутся) как сумасшедшие? Грибов еще, Хомяк сказал, много будет (и подмигивал гадко). Клюквы. Щас вот обещал на рынок с корзинкой за сливами погнать. Хорошо, что не с ведерком. Пойду одеваться.