« Недавно утром в автобусе, я стал невольным свидетелем удивительного диалога. Такое не часто услышишь. Простуженный мужской голос говорит:
— Ира! Открой дверь, выпусти меня!
— Гриша, отстань, сиди спокойно, — отвечает женщина где-то спереди.
— Ира, открой дверь, мне надоело.
А народу в автобусе много — не видно ни Иру ни её мужика. Он помолчал, и опять за своё:
— Ира, куда мы едем? Открой дверь, мне надоело!
— Мы едем к врачу тебя лечить. Отстань, сиди тихо.
— Ира, мне надоело. Я устал!
— Гриша, сиди тихо, я сказала.
— Ира! Ира! Ира! Открой дверь!
В ответ молчание. Тётки в проходе переглядываются, головами качают. Ну, думаю, допился совсем её Гриша. И голос где-то по пьянке застудил.
— Ира, я хочу есть. Открой дверь.
— Сиди спокойно. Вернёмся от врача, поешь. — Ира, хватит! Открой дверь, выпусти меня!
— Гриша, успокойся. Ты едешь в автобусе.
— Автобус! Автобус!
Люди вокруг уже вовсю перешёптываются. Кто-то прыснул. Я всю шею от любопытства выгнул, уж больно хотел посмотреть на этого Гришу. Этож до какого состояния надо себя довести. Но не видно ничего, народ не рассасывается, хоть тресни. А болезный всё не унимается:
— Ира! Ира! Ира!
— Гриша, тебе не надоело?
— Голая Ира! Голая Ира! Ира без трусов!
— Гриша, не разглашай семейные тайны! Гриша, ты сегодня без ужина.
— Ира без трусов!
— Гриша, я тебе шею сверну!
— Ира, мне надоело. Открой дверь, выпусти меня.
Тут уж не знаешь, то ли плакать, то ли смеяться. И замечание не сделаешь в таких ситуациях, дело-то семейное. В общем, помалкивают люди, только улыбаются. Когда, наконец, народ вывалил на следующей остановке, оставшиеся пассажиры чуть не скорчились от смеха, от внезапно открывшегося зрелища. Покрасневшая Ира оказалась женщиной средних лет. В руках у неё находилась клетка с огромным попугаем ара.
Она сошла на остановке у ветлечебницы. Пока за ней не закрылась дверь, в автобусе ещё были слышны отчаянные Гришины протесты:
— Открой дверь, надоело! Голая Ира! Ира без трр- русов!
— Гриша, ты и завтра без завтрака!»
(с)