Дети уходят из города
к чертовой матери.
Дети уходят из города каждый март.
Бросив дома с компьютерами, кроватями,
в ранцы закинув Диккенсов и Дюма.

Будто всегда не хватало колючек и кочек им,
дети крадутся оврагами,
прут сквозь лес,
пишут родителям письма кошмарным почерком
на промокашках, вымазанных в земле.

Пишет Виталик:
«Ваши манипуляции,
ваши амбиции, акции напоказ
можете сунуть в...
я решил податься
в вольные пастухи.
Не вернусь. Пока».

Пишет Кристина:
«Сами учитесь пакостям,
сами играйте в свой сериальный мир.
Стану гадалкой, ведьмой, буду шептать костям
тайны чужие, травы в котле томить».

Пишет Вадим:
«Сами любуйтесь закатом
с мостиков города.
Я же уйду за борт.
Буду бродячим уличным музыкантом.
Нашел учителя флейты:
играет, как бог».

Взрослые
дорожат бетонными сотами,
бредят дедлайнами, спят, считают рубли.
Дети уходят из города.
В марте.
Сотнями.
Ни одного сбежавшего
не нашли.

(с)Дана Сидерос

Ученик колдуна
изящным движением
превращает бутылку в розу.
Обещание превращает в угрозу.
Рыхлый сухой верлибр
в опасно ритмичную прозу.
Идущего превращает в бегущего,
бегущего -- в лежащего стонущего.
Это простая магия --
ничего стоящего.

Сам колдун превращает
молчание-золото
в свинцовые слитки воя.
Растворяется в красном дыму
на глазах конвоя.
Умеет, к примеру, мёртвое
превращать обратно в живое,
возвращать через Лету в лето,
без паромщика, вброд,
но магический кодекс гласит:
можно только наоборот.

Или вот дурак
стучит варёным яйцом по столу,
чистит, разламывает, находит иглу.
Так приходит конец
вселенскому злу.
Само яйцо, между прочим,
он съест потом, посолив.
Дурак раздражающе весел,
удачлив, нелеп, болтлив.
Даже сидя по пояс в трясине,
не хандрит, не скорбит ни о ком.
Если я когда-нибудь вырасту --
вот бы стать дураком.

Чтобы двигаться, как дурак,
не петляя, не семеня.
Выйти в город за страхом с утра,
всё продать -- купить семена.
Уложить их дремать пока
в колыбель горшка
и нанять им няньку, прибывшую издалека:
будет петь им песни в тоске
на своём родном языке.
Как пробьётся цветочек аленький --
срезать,
смять,
сварить в молоке.

Чья-то боль уйдёт в облака
от волшебного молока.
Я же снова пойду за страхом --
подманивать, выкликать --
подающий большие надежды
ученик дурака.

(с) Дана Сидерос

---

Есть речи — значенье
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно.
Как полны их звуки
Безумством желанья!
В них слезы разлуки,
В них трепет свиданья.
Не встретит ответа
Средь шума мирского
Из пламя и света
Рожденное слово;
Но в храме, средь боя
И где я ни буду,
Услышав, его я
Узнаю повсюду.
Не кончив молитвы,
На звук тот отвечу,
И брошусь из битвы
Ему я навстречу.

РОДИНА (В.Тушнова)
Четыре недели у нас на глазах
с солдатскою жизнью прощался казах.
Лежал он истаявший, серый, как дым,-
как быть нам, что делать с таким молодым?
Ему говорю: - Поправляешься, друг,-
а он догорает, почти что потух.
А рядом капели гремит перестук,
с рассвета горланит соседский петух,
а в лужах такая лежит синева,
заглянешь - кружиться пойдёт голова,
заглянешь - и сердце сожмётся до слёз:
и кто ж это радость такую принёс?
- Ты, может быть, хочешь поближе к окну?
Дай ноги прикрою, в халат заверну.
А может, налить тебе чаю ещё?
А может быть, снова заныло плечо?
- Спасибо, сестра, ничего не хочу.
Я лучше один полежу, помолчу.
Тогда говорю я: - Будь ласков, скажи:
а верно, что степи у вас хороши?
Что ранней весною в тюльпанах они,
что красные маки в степи, как огни?-
И так у него засияли глаза,
как будто на них набежала слеза,
и тёмный румянец пошёл по лицу,
как будто бы жизнь воротилась к бойцу.
И, сжав мои пальцы в бессильных руках,
привстал он и начал рассказывать мне
единым дыханьем, на двух языках,
о лучшей на свете своей стороне.
В палату хирург приходил и ушёл,
пришла санитарка и вымыла пол,
и смерклось, и стала багровой заря...
Я, видно, солдата спросила не зря,
уснувшее сердце его бередя.
Я слышала, скрипнула дверь в коридор -
то смерть притворила её, уходя...
На этом мы с ней и покончили спор.

В прифронтовом лесу
С берез, неслышен, невесом,
Слетает желтый лист.
Старинный вальс "Осенний сон"
Играет гармонист.
Вздыхают, жалуясь, басы,
И, словно в забытьи,
Сидят и слушают бойцы -
Товарищи мои.
Под этот вальс весенним днем
Ходили мы на круг,
Под этот вальс в краю родном
Любили мы подруг;
Под этот вальс ловили мы
Очей любимых свет,
Под этот вальс грустили мы,
Когда подруги нет.
И вот он снова прозвучал
В лесу прифронтовом,
И каждый слушал и молчал
О чем-то дорогом;
И каждый думал о своей,
Припомнив ту весну,
И каждый знал - дорога к ней
Ведет через войну...
Так что ж, друзья, коль наш черед,-
Да будет сталь крепка!
Пусть наше сердце не замрет,
Не задрожит рука;
Пусть свет и радость прежних встреч
Нам светят в трудный час,
А коль придется в землю лечь,
Так это ж только раз.
Но пусть и смерть - в огне, в дыму -
Бойца не устрашит,
И что положено кому -
Пусть каждый совершит.
Настал черед, пришла пора,-
Идем, друзья, идем!
За все, чем жили мы вчера,
За все что завтра ждем!
"Стих написан: 1942г."

Среди пустынных гор, высоких и могучих,
когда-то на земле жил-был один Дракон.
Построил замок он на голой горной круче
и окружил его стеной со всех сторон.
Но век за веком шёл... Тысячелетья длилась
его пустая жизнь, пока не встретил он
любимую свою, что разум помутила,
и счастье подарила, и осветила дом...
Когда от той любви на белый свет явился
сначала - крошка-сын, а после - крошка-дочь,
Дракон возликовал, от счастья в пляс пустился
и глаз не мог сомкнуть от радости всю ночь...

...Так жизнь его текла размеренно и чинно.
Берёг и умножал сокровища свои.
Но зависть - как всегда - явилася причиной
того, что у ворот раздался вражий клич:
"А не уйти ль тебе скорее да подальше,
отдав своё добро, оставив мне семью?
И замок твой хорош, - скажу без ложной фальши...
Отдай мне и его. Иначе ведь - убью!"
От наглых этих слов Дракон лишился речи...
Потом увещевал, чтоб миром спор решить...
День подходил к концу и приближался вечер...
Не соглашался враг уйти и дать им жить...
От наглости такой и хвост бы распушился,
Но только на хвосте не перья - чешуя...
"Да кто ты есть такой, чтоб я от страха смылся?
Катись, покуда цел, немытая свинья!"
И, в замок удалясь, всю ночь судил-рядил он.
Ещё не рассвело, простился он с семьёй.
Жену поцеловав, обнявшись с дочкой, с сыном,
легко взмыл в небеса над спящею землёй...

Светился небосвод нежнейшею лазурью.
Вставая, солнце шло по вечному пути.
Дракон не понимал, как можно вызвать бурю
отказом по-добру из гор своих уйти?
Он распростёр крыла и гордо выгнул спину,
глазами обводя владения свои:
"Зачем же нам лететь куда-то на чужбину?
Вот здесь наша земля! На том мы и стоим!"
Всё ярче новый день восходом озарялся...
А в небе схватка шла, в клубок тела сплетя.
Он за жену и дочь, за сына яро дрался.
Их жизни защитил, не пощадив себя...
Дракон был жив ещё. И тихо, обречённо
с его обвисших щёк катилася слеза...
Но в свой последний миг он глянул просветлённо
в родные небеса и... закатил глаза...

Бесстрашие вело его в страну бессмертия.
И в свой последний час он истину постиг:
кто борется за жизнь, не думая о смерти,
тот всё уже познал, всего уже достиг.
Возможно, на земле есть горы и повыше,
но только не врагу теперь о том судить...
Он дрался не за то, чтобы сидеть под крышей.
Он отдал жизнь за тех, кто продолжает жить.
Им враг повержен был. Лишённый глаз и крыльев,
тот камнем в пропасть пал, отчаянно крича...
Драконов больше нет... Но верю: так и было.
Ведь, кто с мечом придёт - погибнет от меча!

- Лариса Вахрушева

---

Блаженны нищие духом, ибо их есть НЕЛЬЗЯ
Совесть придумали злые люди, чтобы она мучила добрых.
Пинок под зад - сулит восторг полета

Автора не знаю:

А если как можно дольше не называть ребенка,
не давать ему имени (или ей, все равно),
и если показывать людям не голышом, а в пеленке,
причем в какой-то не в розовой и не в голубой,
то еще какое-то время он будет самим собой.

Елена Ханпира

---

Блаженны нищие духом, ибо их есть НЕЛЬЗЯ
Совесть придумали злые люди, чтобы она мучила добрых.
Пинок под зад - сулит восторг полета

offtop:

Кошка приходит к богу, протягивает буклетик,
Бог ставит кошке штампик- жизней осталось семь.
Кошке еще придется долго бродить на свете,
Силы хватает в лапах и остроты у когтей.

Кошка глядит устало, смотрит с немым укором,
Ей надоело очень рождаться и умирать.
Кошка покоя хочет, и даже не в рай готова,
Но Бог говорит ей- надо за все грехи отвечать.

Ведьме безумно грустно, но ей известны законы,
Хоть справедливости Ведьма не видит в них никакой.
Всего одно заклинание простое было сколдовано,
И принесло печали разве что ей одной.

Дался ей, в самом деле, тот приворот несчастный?
Впрочем, еще у Ведьмы маленький был грешок.
Яды ей все известны, травы, места их сбора,
Она приняла под вечер настойку из корешков...

Бог делает затяжку, и выпускает в небо
Парочку летних, легких перистых облаков.
"Ну, не грусти, пушистый, выпей, чтоб не болело"
И наливает в блюдце млечным путем молоко.

Кошка, расправив крылья, (у кошек они бывают)
Взмахнув хвостом, исчезает в блеске звенящих искр.
И, в эту же секунду, явив результат заклинания
Она возникает в круге, и видит, напротив... Визард?!..

Маг был весьма озадачен. "Я призывал фамильяра..."
Кошка, пожалуй, тоже... (Надо же, не узнает.)
У лучших историй, видно, нету конца и начала.
Ясно теперь, бессилен был почему приворот.

Вот же, сияет ясно, его амулет охранный.
Что же, теперь мы вместе, и не разрушить связь.
Кошка мурлычет, сидя на правом плече у мага,
Визард за ушком чешет, о чем-то своем смеясь.

---

Блаженны нищие духом, ибо их есть НЕЛЬЗЯ
Совесть придумали злые люди, чтобы она мучила добрых.
Пинок под зад - сулит восторг полета